С того момента, как директор Михайловского театра Владимир Кехман переехал в Новосибирск и снял с репертуара спектакль «Тангейзер», стало понятно, что Новосибирский государственный академический театр оперы и балета отныне занесен в черный список нашей критикой. И чтобы там ни делали теперь, об этом будут писать только местные журналисты.
Вспомним, что именно стараниями тех, кто сегодня проклинает человека, отправившего в топку декорации Тангейзера (возможно, они еще пылятся где-то на складе), он был признан лучшим театральным менеджером страны.
Несколько лет подряд я посещал театр в Новосибирске в качестве эксперта. И не раз вел разговоры с ныне прославленным директором Борисом Мездричем, который все время сетовал: «Нам нужен блокбастер, как «Аида»!» Блокбастерами этот театр пытался потрясти воображение зрителей каждый год, в этой роли пытались выступать постановки «Фауста» Гуно и Мессы Бернстайна, но на самом деле все это было достаточно проходным.
И вот настоящим блокбастером, затмившим «Аиду» и «Макбет» Чернякова (последний проект, щедро подаренный бывшему директору Жераром Мортье, но позже приписанный к достижениям господина Мездрича), вошел в историю «Тангейзер» в постановке Тимофея Кулябина. После чего Мездрич окончательно был признан главным оперным директором страны. И поскольку сейчас настало время собирать камни, оставшиеся от времени его правления, стоит отметить: если бы не его принципиальность в вопросе сохранения плаката с изображением Иисуса, никто бы его сейчас и не вспомнил.
Концепции развития — подобной тем, что мы видим в крупнейших европейских театрах, возглавляемых экспертами-интендантами — русские театры во главе с бывшими начальниками геологических партий, главными администраторами драмтеатров, бывшими бизнесменами, представить сегодня не могут повсеместно.
Как мне видится, Владимир Кехман ничуть не хуже директор для Новосибирска, чем Борис Мездрич. Оба исповедуют стиль помпезной оперной постановки, оба пытаются завлечь молодых дирижеров и маститых режиссеров. Но самое главное, кто бы театр ни возглавлял, в нем главные все же — артисты: они каждый вечер выходят на сцену, спускаются в оркестровую яму, гримируются, одеваются. И почему из-за нелюбви критиков к директору они должны остаться без возможности просто прочитать рецензию на свои выступления?
Как бы то ни было, сегодня «Сибирский Колизей» возглавляет тот, кто возглавляет. И тот, кто действует так же, как действовали Владимир Урин в Театре Станиславского, Тахир Иксанов в Большом, Валерий Гергиев в Мариинке, а сейчас и Теодор Курентзис в Перми. Его величество ремонт! Качество обсуждать не будем, могу только сказать, что вживую это не выглядит так экстравагантно как на картинках в интернете. Да и вспомним, что театр был задуман как цирк, почему бы ему не быть немного семейно-уютным, а не уныло-академическим?
Проведен ребрендинг, тяжеловесная аббревиатура НГТОиБ заменена на НОВАТ (Новосибирский академический театр). Понятно, что все эти новшества вызывают раздражение даже у тех, кто всегда взывает к обновлению. Сейчас еще пост-тангейзеровские страсти мешают взглянуть на все это холодным и веским взглядом. Впрочем, с отремонтированным туалетом или без, театр надо оценивать по художественной составляющей.
Приняв театр после катастрофических последствий гонки за блокбастером, новый директор объявил планы переноса громких постановок и сотрудничество с великими, но на деле на все это не нашлось денег. И вот в конце лета появился проект полуконцертной версии «Бориса Годунова» Мусоргского, безусловно, главной русской оперы, которая в провинции все же идет нечасто, да и в Большом театре до сих пор прозябает точно мумия (блокбастер?) в постановке 1948 года, да еще в лживой редакции Римского-Корсакова.
Проект этот был уже интересен тем, что к его созданию были привлечены нестандартная команда. Режиссер Дмитрий Белов, создавший много дискуссионных и запоминающихся спектаклей в Саратове и открывавший Новую сцену Большого театра, давно посвятил себя мюзиклам, где сильно преуспел.
Глеб Фильштинский, известный как создатель световой партитуры десятков спектаклей в России и за рубежом, дебютировал в роли сценографа. За дирижерский пульт встал младший из династии Юровских — Дмитрий (это его дебют и в роли главного дирижера НОВАТа). В результате их сотрудничества родился спектакль, принятый именовать semi staged production.
Этот вид театра зачастую выглядит по-сиротски, но в данном случае отсутствие полномасштабных декораций, реквизита, короткий срок и экстремальные условия пошли всему проекту только на пользу. Фильштинский придумал помосты и стены, на которых показывают видео, не только картинки исторических мест, но текстовые исторические справки. Из них в режиме он-лайн формируется мнение зрителей о героях оперы, об их прошлом, об обстоятельствах, которые сопутствуют происходящему на сцене.
С первых минут становится понятно, что создатели спектакля хотят вернуть опере Мусоргского тот исторический фон, старинный флер, который сегодня исчезает за нашим ходульным отношением к персонажам любой оперы. К тому же еще и текст Мусоргского, вобравший строки Пушкина и Кармзина и проецируемый на экран, не только дает возможность понять, что поют артисты, но также становится полноправным действующим лицом. И Дмитрию Белову в этой ситуации удается изменить отношение зала к происходящему на сцене.
Если по началу все исторические справки, появляющиеся во время пения, немного раздражают, как все непривычное, то к концу спектакли становится понятно, что на наших глазах рождается какой-то необычный жанр, интерактивная опера, некий Gesamtkunstwerk XXI века. Здесь слово и история добавляют народной музыкальной драме новые углы зрения и восприятия.
Как ни странно это прозвучит, но именно такой исторический подход дает возможность оперным певцам под управлением режиссера иначе взглянуть на традиционное певческое отношение к своим персонажам. Поэтому все три часа не возникает чувства неловкости от того, что Борис Годунов страшно пучит глаза и кричит шизофреническое «чур», а Шуйский изображает старину Мюллера.
Сегодня очень модно отдавать роль Федора мальчикам, которые не могут вокально справиться с партией, а Белову, например, удается создать из меццо-сопрано настоящих подростков, и никакой неловкости на сцене не возникает.
Уровень актерской искренности в этом спектакле на порядок выше всего того, что мы видим в наших оперных театрах. И зритель, начитавшись о судьбе Годунова, уже не воспринимает его как однозначного убийцу, расчищающего себе дорогу к трону. В общем, в этом новом виде оперы видеоматериалы помогают воссоздать на сцене атмосферу уникальных исторических объектов (порой уж несуществующих), а работа с актерами позволяет не скатиться до уровня пения на фоне красивой картинки.
В постановке использована редакция Шостаковича, но без польского акта, Дмитрий Юровский мастеровито подходит к партитуре, в его трактовке чувствуется западное образование: музыка звучит ясно, чисто, светло, а не так мрачно, как у нас принято исполнять Шостаковича. Было ощущение, что дирижер еще не со всем справился в этом спектакле, музыкально он пока неровный. Но именно на этой составляющей особенно сказывается короткий репетиционный период. Хотя, например, сцена в тереме, которая в редакции Шостаковича очень затянута, удалась на славу.
Второй акт спектакля, вплоть до финала «Под Кромами», удался постановщикам больше. Ансамбль солистов ровный, без ярких звезд, но слаженный и профессиональный. Не хочу никого выделять, ведь почти каждый здесь достоин слов похвалы за проделанную работу. Хотя в первом составе были просто замечательные актерские работы Андрея Триллера (Годунов), Марии Белокурской (Федор), Галины Кузнецовой (Шинкарка).
Стоит отметить, что результатом этого просветительского проекта стало появление одной из главных национальных опер в репертуаре театра. Глеб Фильштинский укротил сцену невиданных параметров и заявил о себе как об интересном художнике. Дмитрий Белов вернулся в оперу с удачным проектом — это вселяет надежду, что такой профессионал не будет опять надолго отторгнут от нашего оперного театра.
Новый спектакль будет популярен у зрителей, а не у критиков, это уж наверняка. Ведь в нем прослеживается попытка найти правду в исторической подоплеке оперы, а не в переносе в наше время и создании аллюзий с сегодняшними властителями. Есть ощущение от ансамблевой работы на уровне старого театра, когда никто из артистов не приезжал за несколько дней до премьеры.
Что удивительно, но новый новосибирский «Борис» совершенно не отдает нафталином, в костюмах Анастасии Шенталинской, неброских, но стильных и без фальшивого золота. Постановщики точно проскальзывают на грани вчерашнего и завтрашнего. Спектакль смотреть интересно даже тем, кто десятки раз видел разные редакции и постановки. Не говоря уже о тех, кто приходит в театр нечасто.
Таких, кстати, много, все билеты проданы, никто не уходит, много нетрадиционной для академического театра молодежной публики. И что это, если не новая концепция театра в Новосибирске? Пусть даже и нащупали ее случайно, но точно будут развивать. Результаты же можно обсуждать, наверное, не раньше, чем через год.
К тому моменту как раз улягутся страсти вокруг ремонта, цвета ковров немного поблекнут, а значит и дискутировать о будущем НОВАТа будет проще.
Автор: Вадим Журавлев, Новосибирск, специально для ClassicalMusicNews.Ru
Источник: